Уроженец Мариуполя Алексей Новиков был самым молодым военнопленным российско-украинской войны. Накануне полномасштабного вторжения России ему исполнилось всего лишь 18 лет. В то время Алексей учился в Мариупольском государственном университете, но уже 25 февраля, на следующий день после вторжения России в Украину, он вступил добровольцем в ряды территориальной обороны Мариуполя.
Алексей участвовал в боевых действиях до середины апреля: тогда он попал в российский плен, где находился почти два с половиной года. Его удалось освободить, и 14 сентября 2024 года Новиков вернулся в Украину в результате обмена.
В интервью проекту Радио Свобода «Новости Приазовья» Алексей рассказал, как воевал в Мариуполе, попал в плен и как был освобожден (интервью на украинском языке). «Настоящее время» публикует перевод этого интервью.
«Спрашивали: „Знают ли твои родители об этом?“ Пытались получить у моей матери разрешение»
Алексей говорит, что еще до того, как Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, он лично предполагал вероятность такого развития событий. Но как следует подготовиться к войне ни он лично, ни его город так и не успели.
«Я морально уже готовился к этому моменту. Настраивался, если все-таки произойдет полномасштабное вторжение, то я стану на защиту страны. Но с военной подготовкой я немного опоздал, — рассказывает он. — Мы с одногруппником как раз планировали 24 февраля встретиться с руководителем молодежной организации, которая занимается патриотическим воспитанием молодежи. Думали через нее постепенно готовиться. Но получилось все так, что уже было поздно для нас этим заниматься».
Новиков говорит, что сразу же без колебаний присоединился к территориальной обороне Мариуполя. По его словам, желающих это сделать в городе в те дни было достаточно.
«Как такового страха у меня не было, как не было и полного понимания того, что нас ожидает, — признается он. — Мы уже знали, что действительно началась война и что Россия бросает все свои силы. Я осознавал, что во время войны может случиться что угодно и мне придется рисковать жизнью в любой момент. Но колебаний никаких не было. Это было сиюминутно принятое решение».
Алексей приехал в штаб местной территориальной обороны, но там ему сначала попытались отказать в приеме в отряд из-за его юного возраста.
«Там сидели девушки, которые записывали в ТРО. Я им дал документы, в которых было отмечено, что мне 18 лет, студент. И они мне пытались отказать, спрашивали: „Уверен ли ты?“, „Нужно ли оно тебе?“, „Все ли ты обдумал?“, „Знаешь, какие риски?“, „Знают ли твои родители об этом?“ и так далее, — рассказывает Алексей. — А одна потом пыталась получить у моей матери разрешение».
«Но потом вышел один из офицеров штаба, он им сказал: „Что вы мешаете парню? Хочет он вступить — это его осознанное решение. 18 лет — уже пора. Если хочет, пусть становится“», — вспоминает Новиков.
По его воспоминаниям, уже вечером 25 февраля в Мариуполе начались стрелковые бои. Самого Алексея отправили охранять мост, который соединял левый и правый берега Мариуполя.
«Первая задача у нас была уже на следующий день. 25 февраля вечером мы переехали в часть Нацгвардии. Загружали и разгружали все, что нужно. Утром мой взвод снарядили, раздали нам экипировку, броню, гранатометы, гранаты и т. д. И послали охранять мост, соединяющий левый и правый берега Мариуполя, — рассказывает он. — Скорее всего, диверсионные группы противника к тому времени уже были в городе».
«Я точно не знаю, когда они зашли, потому что моей постоянной задачей было находиться в тылу и обеспечивать тыловые службы. Я перевозил боеприпасы, продовольствие, транспортировал раненых», — говорит Алексей.
Он вспоминает, что в городе к тому моменту уже не было связи, поэтому теробороновцам пришлось также рассказывать местным жителям, как можно выехать из города. Молодой человек говорит, что часть жителей города придерживалась пророссийских взглядов.
«У гражданских с 2 марта не было связи вообще. Они находились практически в полной информационной изоляции. И вот однажды к нам подошла женщина и принялась говорить: „Зачем вы по нам стреляете?“ — вспоминает Алексей. — Я смотрю на нее и просто слушаю. Я коренной мариуполец! Я встал на оборону города и слушаю такие упреки в свой адрес и в сторону Сил обороны города. Мы с ней, конечно, в полемику особо не вступали, потому что нет смысла. Люди, которые так говорят, у них мозги просто промыты, и им ничего не докажешь, их не убедишь. Они будут упорно говорить о своем, даже если им все доказательства предоставить».
«Нашелся мужчина, который встал на нашу защиту. Но эта женщина, можно сказать, отражала весь политический состав города! Большинство — аполитичны, которым все равно, при ком жить и как. Меньшинство — активное, но как пророссийское, так и проукраинское», — рассказывает Новиков.
«Когда останавливался у знакомых, я не говорил, что я военный, чтобы не подставлять ни их, ни себя»
В начале апреля 2022 года подразделение, в котором служил Алексей, переместилось на другую позицию. Там был доступ к связи, и Новиков узнал, что его мать смогла выехать из города.
Ситуация в Мариуполе к тому времени все больше ухудшалась. 14 апреля подразделению Алексея пришел приказ прорываться на завод «Азовсталь», который ВСУ удастся удерживать еще более месяца.
Новиков рассказывает, что операция по прорыву пошла не по плану.
«Мы должны были выходить туда, но все пошло кувырком. Сначала мы выстроились колонной и организованно уходили. Но буквально минут через 10−15 начался обстрел, и все разбежались, — вспоминает он. — Я потерялся, не знал, где мои сослуживцы по теробороне находятся».
«По дороге я встречал людей, с которыми шел в одном направлении через Приморский бульвар. И так мы шли до рассвета. Утром в гостинице „Чайка“ встретили офицера, он сказал, что нет связи», — рассказывает Алексей. По его словам, в ту ночь многие подразделения ВСУ так и не смогли добраться до «Азовстали», поэтому часть людей ушла в город, а некоторые попытались самостоятельно выйти из заблокированного Мариуполя. Алексей попробовал сделать то же самое.
«Нас осталось трое. Мы договорились, что будем пытаться вырваться из города. Но двое как-то не захотели это делать, оттягивали время. А я решил не ждать, потому что понимал, что может начаться зачистка, — рассказывает Новиков. — Понимал, что они (российские военные) будут проходить дальше и больше уже такой возможности у меня не будет».
«Сначала я выбрался в Мелекино, попытался там связаться со знакомыми семьи, чтобы они меня направили и объяснили, какая ситуация вообще на фронте. Когда останавливался у знакомых, никому не говорил, что я военный, чтобы не подставлять их и себя. Потому что настроения разные были», — рассказывает молодой человек.
Новикову удалось отойти от Мариуполя примерно на 40 км. Но 23 апреля 2022 года на одном из российских блокпостов его задержали.
«Они проверяли мои вещи. Их прежде всего беспокоило, почему у меня все так грамотно скомпоновано и почему у меня были все необходимые вещи для выживания. Им также не понравилось, что у меня был нож, а на студенческом билете была еще старая фотография, где мне 15 лет: я тогда ходил с „оселедцем“ на голове, — рассказывает украинец. — Но что их убедило в том, что я, вероятно, военный, это фото в телефоне. На одной из моих фотографий был виден фрагмент моей формы, а на другой — мой кулон с трезубцем. Так что они решили, что я военный».
«Ко мне подошел один из них с оружием, снял автомат предохранителя, дернул затвор, приставил его мне к голове и сказал: „Давай признавайся, падла, что ты военный, потому что я тебе голову прострелю“», — вспоминает Алексей.
«Нас называли „сатанистами“ и „нацистами“, шантажировали семьей»
После задержания на блокпосту российские военные доставили Новикова в комендатуру в Кременовке Мариупольского района.
«Первые несколько недель были нормальные. Не считая допросов, ко мне нормально относились: не били, голодом не морили, — рассказывает Алексей. — Там были как срочники, так и мобилизованные, добровольцев меньше. Одному юноше было 19 лет. Не знаю, возможно, это как-то на них влияло, но они более с пониманием к нам относились. За все время, что я там находился, меня только один раз в грудь ударили».
Камеры в Кременовке, по словам Алексея, были переполнены задержанными, в одной могло находиться до 70 человек.
«В одной камере было шесть трехъярусных нар, то есть где-то 18 койко-мест на 30 человек. В другой было еще хуже: четыре трехъярусные нары с таким же количеством людей примерно. Вторая камера была размером примерно 4 на 5 метров, — рассказывает он. — Однажды нас поместили туда в качестве наказания всех вместе, 70 человек. Мы так и ночевали: кто-то сидя, кто-то с кем-то менялся».
Затем Новикова увезли в тюрьму в Донецк. Алексей рассказывает, что именно там он почувствовал, что такое настоящий плен.
«В предыдущих местах мои вещи не отбирали, только забрали телефон и сим-карту, а все остальное мог взять с собой. И вот когда я приехал туда, у меня забрали Новый Завет, гетры, носки… У них глаза сразу округлились, они как стервятники набросились на мои вещи, все расхватали, — рассказывает парень. — Забирали крестики, книги. Нас называли „сатанистами“, „нацистами“».
«Хуже всего стало после сдачи „Азовстали“, — рассказывает Алексей. — Там была информационная изоляция. После допросов меня шантажировали семьей. У нас не было книг. На прогулку выходили раз в одну-две недели. Так же и с мытьем. Если повезет — раз в неделю, но большей частью — раз в одну-две недели могли принять душ и все. Чтобы сходить в туалет, нужно было не то, что проситься, а умолять. Но они могли и отказать: бывало и такое, что за весь день нас вообще не выпускали в туалет. К счастью у нас были пустые бутылки, мы их использовали».
Алексей вспоминает, что со временем условия в тюрьме стали настолько невыносимыми, что пленные были готовы устроить бунт из-за истощения, усталости и голода.
«Дошло до того, что нам на ужин приносили миску, а в ней — две ложки растворимого пюре и какой-то маленький ломтик хлеба. К примеру, супа была лишь треть стакана, и это одно название было, а не суп, — рассказывает он. — Мы вставали и сразу падали почти без сознания. Голод, усталость, злоба нарастали. Еще немного — и мы действительно были готовы начать мятеж. Почему мы не устраивали бунт? Потому что все ждали официального обмена. Но я понял, что если так будет продолжаться, то скоро можем дойти до такого состояния, когда не будем руководствоваться ничем, кроме желания выжить».
По словам Новикова, в камерах тюрьмы, где его держали, были как военнопленные, так и гражданские, в основном с Донбасса. Также Алексей встречал там людей из частично оккупированных Россией Запорожской и Херсонской областей.
«К гражданским такое же отношение было, как к военным: их били, унижали. Однажды привезли 60-летнего мужчину — потому что он не хотел им отдавать машину. Просто так могли кого-нибудь схватить на улице», — рассказывает Новиков о своих сокамерниках.
«Я садист и этого не скрываю: мне нравится вас избивать»
Новиков отмечает, что самое плохое отношение к украинским военнопленным было именно на территории России.
«Были колонии, где более или менее не трогают, но абсолютное большинство мест содержания в России — это просто заведения для садистов. Некоторые инспекторы прямо заявляли: „Я вот садист, я этого не скрываю, мне просто нравится вас избивать“».
При этом парень говорит, что встречались и адекватные надзиратели: «Например, могли сигаретой угостить кого-нибудь или конфетой. Некоторые без причины нас не трогали. Но в большинстве своем отношение плохое».
В июле 2022 года Алексея перевезли из Донецка в колонию в Еленовке (Оленовке). Это было одно из главных мест содержания украинских военнопленных, и 28 июля 2022 года там произошел взрыв, в результате которого были убиты около полусотни пленных. Украина считает, что взрыв был организован российскими властями, Москва заявляла, что его причиной был обстрел со стороны Украины.
Новикова вместе с другими военнопленными вывезли из колонии буквально в день взрыва.
«Мы уже утром на следующий день в Горловке были, и нам говорят, что мы счастливчики, что нам повезло очень», — вспоминает Алексей.
Он убежден, что взрыв в бараке был спланированным терактом. По данным Офиса генпрокурора Украины, предварительной причиной взрыва в здании могло быть термобарическое оружие. Но точно это установить невозможно: российские власти отказались пускать на место взрыва экспертов ООН — якобы «из-за отсутствия необходимых гарантий безопасности».
Алексей говорит, что держаться в плену и не сдаваться ему помогла вера. В колонии в Горловке он посещал церковный кружок и стал больше интересоваться религией.
«Я понимал, что каждая проблема, которая у меня возникает, — это испытания, которые я должен пройти. У меня есть свой крест, который мне нужно пронести, но знаю, что в конце будет облегчение, — объясняет он. — И это облегчение может стать более приятным и сильным, чем получаемые лишения. Каждый раз, когда у меня бывают какие-то сложные периоды, например обострение болезни, или когда мне действительно тяжело или ментально я уже почти ломался, то я обращался с молитвой к Богу. И мне становилось легче».
«Позвонил ей и сказал: „Привет, мамочка. Я дома!“ Слышал, как она плакала в трубку»
Алексей вернулся в Украину 13 сентября 2024 года в результате обмена. За два дня до этого его и еще нескольких пленных вызвали в штаб. Российские военные спросили, хотят ли они остаться в России и, более того, присоединиться к российской армии. Все украинские бойцы отказались, рассказывает Алексей.
«Было предвкушение, что обмен близко, но до конца это сложно понять. Это такая проблема в плену: чем больше ты в нем находишься, тем меньше веришь в то, что возможен обмен, и тем сложнее тебе его принять, — объясняет Новиков. — Ты уже привык к одной модели поведения, что ты подневольный человек, у тебя нет никаких прав. И тебе сложно понять, что ты сейчас должен поехать домой. Мы с ребятами перед обменом об этом много говорили. Я думал, что будет с теми, кто через полгода-год уедет домой. Некоторые ребята ведь с 2014 года сидят до сих пор».
По словам Алексея, в день обмена их долго везли в неудобных позах.
«Мы были в положении креветки. Весь скрюченный, голова опущена, глаза завязаны, руки связаны, — описывает он. — По меньшей мере 12 часов я в таком состоянии находился. Добирались сначала в автозаке, затем на самолете, а потом еще автобусом ехали по меньшей мере четыре часа. Это очень утомляло. Но поддерживала мысль, что я скоро буду дома. Есть, пить не хотелось, все нужды отходили на задний план. Основная цель была — добраться, чтобы поскорее это закончилось. Выдохнул, когда уже очутился на границе».
«Во время обмена мы перед собой видели россиян, на которых нас обменивают. Кстати, меня удивило, что они все были в своей форме, откормленные. И мы — скелеты приехали, — замечает он. — Были какие-то сумбурные чувства. Ты вроде бы и рад, но так с опаской, боишься, что это все может вдруг закончиться. В плену я научился группироваться, замыкаться, чтобы эмоции не разорвали».
Алексей разрыдался, только когда позвонил матери:
«Я нашел волонтерку, которая всем давала позвонить. Я помнил номер своей мамы, знал, что она точно его не изменила. Позвонил ей, и тогда меня пробило на слезы. Это был момент слабости, — признается он. — Я не выдержал, когда позвонил ей и сказал: „Привет, мамочка. Я дома!“ Я слышал, как она плакала в трубку, а потом услышал сразу брата, и все».
Алексей говорит, что сейчас занимается своим здоровьем и решает вопросы, связанные с возобновлением учебы в вузе: он до сих пор числится студентом. В будущем он по-прежнему хочет вернуться на военную службу.
По данным украинского Координационного штаба по работе с военнопленными, по состоянию на 5 февраля 2025 года Киеву из российского плена удалось вернуть 4131 человека: как военнослужащих, так и гражданских.
